Поцелуй Первым - Ольга Манилова

— А я вас знаю! — Пальцем на меня указывает. — Алиса Чернышевская. Ходите тут и решаете все подряд. Но со мной этот номер не прокатит.

Мягко смеюсь, что его сразу же обескураживает.

— Это правда, я тут хожу много. Поэтому товары для меня предназначались. Вы же знаете, что я отношение к детдому имею?

Петренко недовольно поджимает губы и подзывает одного из полицейских. А его напарник застрял в борьбе с запутанной нитью японской игрушки йо-йо.

Интересно, насколько тщательно бравые правоохранители занимались поисками пропавшего воспитанника весь прошедший год?

— Нет, ну конечно, если владелица магазина говорит, что ничего не пропало, то… — Он театрально разводит руками. — Но. Но… Мы уже взяли показания у прямого свидетеля…

Йо-йо отскакивает от ладони второго полицейского, от неожиданности тот поводит плечом, и разноцветная пластмасса на гигантской скорости летит в сторону.

В сторону, с которой в магазин заходит Сергей Степанович.

Сгорбленный, протяжно дышащий старикашка ловко отбивает своей палкой атаку ни в чем не повинного йо-йо.

— Накуралесили тут уже! Поразлетались леталкины. Так, что это тут у нас?

Выглядит так, словно он пробивает себе путь палкой, но на самом деле он только Петренко настырно отодвигает и вынуждает отпрыгнуть опешевшего покупателя.

— Кто это тут у нас в углу почивает? Ворье!

— Сергей Степанович! — Я возмущаюсь и приближаюсь к новоприбывшему. — Ну прекратите! Ваня… он перепутал. Я его еще из детского дома знаю.

— Вертихвостка!

Старикашка не жалеет усилий, чтобы ко мне эффектно развернуться всем корпусом.

— Опять ты! А все потому что ты байдыки бьешь. Мужа тебе надобно. Мужа! И похудеть сначала.

Я не обижаюсь, потому что хорошо эти выкрутасы знаю. И мне не надо худеть! Ну, может чуть. Я всегда кажусь полнее из-за перевеска груди спереди. Ну, и перевеска сзади. А все остальное у меня худое!

— Ага, и мужа, и корову, и целый огород, — улыбаюсь ему во все зубы. — Мы тут уже во всем разобрались.

Петренко намеревается вклиниться в разговор, но остановить паршивца, как Сергей Степановича, невозможно.

— Вот именно! Так, чем это ты промышляешь, юнец? Все от лени. Пахать надобно. А ну-ка, а ну-ка… Где ты работаешь?

И концом палки стучит по грязным, разорванным кроссовкам Вани.

Тот до того пунцовым становится, что я невольно бросаюсь к беспризорнику — только с другой стороны, обходя стул сзади.

— Я работал! Больше нет! Не ваше дело!

— Сергей Степанович шутит так, — пытаюсь сгладить, — видишь, он думает, что я тоже ничего не делаю. Давай…

Ошеломленно смотрю вниз, потому что теперь старикашка и мне стучит палкой по ноге.

— Тебя кормили в этом, приюте, а теперь что? Неблагодарный! Теперь вещи чужие берешь. Ты у меня работать будешь и человеком станешь!

— Я сам себя кормить могу! — вскипает Ваня.

— Не нужно кормить себя самого, — завожу опять и стараюсь в глаза ему заглянуть, — сейчас Матвей в отпуске, но я позвоню Алле…

— Я не возвращаюсь туда!

Он вскакивает, так молниеносно, что стул от него отпрыгивает и меня задевает. У Вани едва пар из ушей не идет, такой нахохоренный. Трусит лохматой головой. Русые, слегка волнистые волосы, настолько густые и пышные, что рука так и тянется погладить копну. Но их слишком много, ему срочно нужна стрижка.

— Не вернусь! — кричит он. — И работать пойду!

— Мне кажется, сейчас в детдоме лучше станет, — стараюсь убедить его, но ненавязчиво. — И я смогу помочь, только…

— Сиротам богачи не нужны, — смотрит на меня упрямо, но, слава богу, не злобно.

Я невольно улыбаюсь, слегка наклоняюсь и заговорчески говорю, чуть ли не шепотом:

— Сироты, знаешь, тоже богачами бывают, — и подмигиваю.

Замерший Ваня смотрит на меня растерянно, будто ему никогда такое и не приходило в голову.

Какой козленочек милый.

Сердце у меня лужицей растекается. Почему такой маленький он на вид, хотя уже четырнадцать?

— Ты щетку в руках держать умеешь? — кряхтит Сергей Степанович, отодвигая меня в сторону.

— Еще чего! Умею!

— Вот и отлично, — довольно стучит палкой по плитке старикашка. — А мне маляр как раз пригодится. Комнату тебе дам. Только в холодильник без разрешения не лезть!

И усами своими кустистыми двигает, как пронырливый хитрый таракан!

Все попытки повернуть сложившуюся ситуацию в другую сторону проваливаются. Петренко едва заметно кивает старику и полицейские покидают магазин. Все понятно, они в кармане у Сергей Степановича.

А мне самой некуда пристроить или забрать козленочка.

Получаю еще раз палкой по ноге, вынуждена прекратить бурные расспросы Скруджа о том, как он собирается заботиться о проблемном подростке.

Угу, потому что заботиться этот паршивец и не собирается. Получил дармовую лошадь и радуется.

У Вани есть мобильный телефон, поэтому я насильно вбиваю туда свой номер и саму себя набираю.

Он оборачивается на меня, когда Сергей Степанович тянет его к выходу.

— Пока, — почти что одними губами произносит подросток.

— Я приду завтра в гости, — отвечаю серьезно, хоть и сохраняю улыбку.

Каждый удар сердца оседает грузом, и пылью накапливаются сожаления и воодушевление, когда наблюдаю, как он перебирает худыми ногами, следуя за сгорбленным стариком. Я обязательно приду.

— // —

В субботу с утра дел невпроворот, поэтому приползаю в «конференц-зал» изрядно уставшая.

Подготовила себя морально к встрече лицом к лицу с Кулаковым, но что-то броня уже трещит, когда к двери подхожу.

Через десять минут можно выдохнуть спокойно, потому что столичное Величество уехало, и сегодня на обсуждении не появится.

Ага, спокойно.

Что-то только больше нервничать начинаю. А вдруг вообще уехал?

Впору радоваться. Но мысль, что больше никогда не увижу его вживую, кислотой просачивается во все размышления до конца дня.

Попутно решаем местечковые битвы. Церковный хор объявил бойкот поселку после грандиозного концерта. Их, оказывается, даже на разогрев не позвали. Рок-звезда Егор Лин — враг номер один. Довольно забавно, учитывая, что красавчика Егора обычно все обожают, и он отвечает взаимностью.

Музыкант теперь ищет способы загладить вину.

Кулак к вечеру возвращается. Не заметить его Кулиннан невозможно, а когда вхожу в Гостиницу, он покидает кафе-столовую с каким-то жутким на вид мужиком.

Упрямо иду к стойке ресепшена, но не потому что хотела необходимое узнать. А потому что дыра над ребрами внезапно весит тонну, и боюсь не дотащу себя по лестнице даже до второго этажа.